Честно гуляю свои каникулы (см. пост ниже )
Сегодня вот встретилась с Хельгой.
Ходили в Музей Востока.
(причём, я как культуролог, прошла совсем бесплатно!^^)
Было здорово! Помимо постоянной экспозиции, была также выставка "Страна Благовоний (Йемен: образы традиционной культуры)", с видео-материалами и приятная ещё более неожиданность.
Обойдя третий этаж, мы с племяшкой (ох уж мне эти виртуальные семьи! ) наткнулись ещё и на экспозицию материалов к работе Юрия Нортшейна к недавнему его мультфильму для проекта "Дни зимы". И заодно попали на последний показ сего маленького шедевра.
Кадр из мультфильмаТикусая
Посмотреть можно здесь:
ru.youtube.com/watch?v=4NJz5GyImhgЗИМНИЕ ДНИ (Fuyu no hi/ Winter Days) - подробнее о проекте и о том, что говорит по его поводу Норштейн. Довольно много, но очень интересноЗИМНИЕ ДНИ (Fuyu no hi/ Winter Days)
"Вдохнуть жизнь или убить всего в семнадцати слогах — меня поражает, как свободно владеет этим Басё. … смогут ли европейцы, сколько ни объясняй им, понять величие Басё — это вопрос вопросов." (Акутогава Рюноске, «Разрозненные заметки»)
«Зимние Дни» – уникальный анимационный фильм по сюжету знаменитой серии хайку Матсуо Басё. 35 анимационных хайку созданных 35 знаменитыми аниматорами со всего мира.
Фильм создан по принципу Ренку – поэтического стиля, типичного для японской литературы. Несколько авторов создают взаимосвязанную поэму, и каждый новый хайку продолжает предыдущий, но приводит повествование в принципиально новые миры.
Показ состоит из двух частей. Вторая часть - рассказ о создании фильма, где каждый аниматор рассказывает о своём видении, подходе и применяемой технологии создания анимации, а так же некоторое количество комментариев поэта Таро Нака (Taro Naka) о жанре Ренку адресованных как ценителям хайку, так и людям не знакомым с этим видом поэзии.
«Вводное слово», ошеломительное по силе выражения принадлежит Юрию Норштейну. Следующая (как и заключительная) часть, этого Ренку создана руководителем этого проекта Кихачиро Кавамото (Kihachiro Kawamoto).
Все участвующие в проекте авторы – всемирно признанные мэтры художественной анимации. Международный состав проекта это восемь аниматоров среди которых, Рауль Серво (Raoul Servais) ('отец' бельгийской мультипликации), чешский аниматор Бретислав Пояр (Bretislav Pojar), три призёра Оскара (Ко Хоедеман (Co Hoedeman), Марк Бэйкер (Mark Baker) и Александр Петров), Жак Друэн (Jacques Drouin) - аниматор использующий технику «игольчатого экрана», и Вонг Бай Ронг (Wang Bai Rong).
Японский состав: Ёджи Кури (Yoji Kuri), Исао Такахата (Isao Takahata), Таку Фурукава (Taku Furukawa), Рейко Окуяма (Reiko Okuyama), Йоичи Котабе (Yoichi Kotabe), Шиничи Сузуки (Shinichi Suzuki), Сеиичи Хаяши (Seiichi Hayashi), и Татсуо Шимамура (Tatsuo Shimamura), Коджи Ямямура (Koji Yamamura), Масааки Mори (Masaaki Mori), Татсуоши Намура (Tatsutoshi Nomura), Юичи Ито (Yuichi Ito), и многие другие.
Норштейн о концепции:
«Идея сделать фильм по циклу стихов Басе «Зимние дни» в форме, называемой рэнга (сцепленные строфы), родилась у самих японцев. В цикле тридцать шесть строф. Проект заключался в том, чтобы раздать их разным режиссерам, каждый должен делать свой кусок, без каких-либо ограничений: стилистических, сюжетных, формальных, каждый в согласии со своей индивидуальностью. А затем отдельные сюжеты сложить воедино. Японцы решили, что проект будет интернациональным, и пригласили для участия в нем режиссеров из Канады, Бельгии, Китая, Англии, России — всего тридцать пять авторов. Каждый режиссер должен был сделать тридцатисекундный фильм без «покушений» на японскую стилистику.
Что значит «сцепленные строфы» или иначе «нанизанные строфы»?
Садятся поэты в круг. Первый говорит свои три строки (первые три строчки называются хокку), потом второй — свои две строки, так что уже третий, четвертый, седьмой, тридцать второй могут воспользоваться строками из предыдущих стихов, чтобы создать свой образ. Можно сказать, что сама поэтическая мысль бродит по кругу поэтов и, в конце концов, замыкается на ком-то, может, и на сказавшем первые три строчки.
Первые строчки дают энергию всем последующим…»
Норштейн о японской поэзии:
«Японская поэзия для меня всегда была привлекательна, — говорит Юрий Норштейн, — помимо всего прочего, в плане кинематографическом. Всегда очень много мне открывала и давала. Неожиданности, которые возникают из сложения двух строчек и внезапной третьей строки, которая часто все опрокидывает, задает эмоциям другое направление, конечно, производили и производят необычайное впечатление. Притом, что стихи-то, казалось бы, просты. Всего три строки, их можно запомнить, но нельзя проработать. В этом их тайна необыкновенная.
Когда я получил стихи, я начал сочинять… и японцы были удивлены тем, что я им предложил. А я придумал, что Басе и Тикусай встречаются. Японцы мне говорят: нам это никогда в голову не приходило. Но мне-то в голову пришло просто по невежеству. Я не знал, что они не могли встретиться, потому что один из них литературный персонаж».
Норштейн о Тикусае:
«Что касается кино, то переводить хайку на экран — дело безнадежное. Всерьез рассчитывать на то, что можно уложиться в такое время и сделать нечто, хотя бы приближенно адекватное стихам Басе, наивно. Возможно счастливое совпадение, когда кратность равна сильному поэтическому результату. Но в данном случае ты находишься в достаточно строгих рамках, предложенных тебе другим творцом.
И волей-неволей плывешь в фарватере этих стихов — и никуда от этого не деться. Все, что ты сочиняешь, находится под облучением энергии прочитанных строчек.
Стихи просты, почти прозрачны:
«Безумные стихи»… Осенний вихрь…
О, как же я теперь в своих лохмотьях
На Тикусая нищего похож!
Свои строки Басе предваряет словами: «Мне невольно пришел на память мастер безумных стихов Тикусай, бродивший в былые дни по этой дороге».
И вот Тикусай идет среди деревьев, слушает их, подбрасывает ногой листву и вдруг видит незнакомца. Для Тикусая нет дела, кто это: великий поэт или нищий. Он подходит и наблюдает, как тот сосредоточенно вынимает вшей из своего кимоно. Тикусай заинтересовался происходящим, словно ребенок. Он присаживается и помогает Басе в этом нешуточном деле. А потом, когда Басе находит в своей хламиде дырки, Тикусай тоже находит их в своей. В конце концов, они начинают друг перед другом «похваляться» своим дряхлым, худым платьем, у кого дырка больше. И Тикусай ведет себя на равных, как герой, у которого тоже, как у этого путника, есть чем похвастаться. Тикусай видит, что у Басе совершенно дырявая шляпа, и отдает ему свою, более целую, а его забирает себе, надевает на голову и идет по дороге. Поднимается ветер, срывает с головы шляпу и катит по склону. Тикусай бежит за ней, пытается посохом поймать ее и прижать к земле. Наконец, он нанизывает шляпу на посох, как на шампур, рассматривает еще более увеличившуюся дыру и кидает шляпу в небо. Поднимается ураганный ветер, и шляпа летит по небу. А Басе уходит в противоположную сторону, на него обрушивается шквал ветра, листвы, ветер сечет его одежду. Но он идет навстречу. И гудит монастырский колокол…
Тикусай — нарицательный, вымышленный персонаж. Он существует в воображении японцев настолько реально, что они поселили его в каком-то городке, у него даже есть своя аптекарская лавка. Но он не лечит, он — лекарь-шарлатан, и все прекрасно понимают, что он не способен врачевать. Он одновременно и шут, и юродивый, который валяет дурака, как наш Иванушка-дурачок. Он блаженный такой дурачок, не недотепа, а остро и тонко мыслящий, который играет в дурость, тем самым освобождая себя от некоторых условностей, задаваемых ему жизнью.
Сложность, конечно, была с портретом героев. Но тут помогли обстоятельства. Что касается Тикусая, то он рисовался быстрее, поскольку по сути своей был гротесковый. Однако и в нем не все сразу удавалось.
Мне как-то попалась на глаза телепередача о Геннадии Рождественском. Он дирижировал музыкой Шнитке, и его постоянно меняющееся лицо можно было бесконечно рассматривать, как меняющийся на глазах пейзаж. Я смотрел и рисовал то, как он участвовал в музыке, в этих музыкальных штрихах, и как лицо его «превращалось в музыкальное сочинение». Потом оператор фильма Максим Граник отпечатал около сорока фотографий, и мы их подолгу рассматривали. Таким образом, для Тикусая у нас был прототип, правда, никакой точности в переносе черт нет, но суть его поведения очень хорошо подошла».
Норштейн о Басё:
«Что касается Басе, то тут было гораздо сложнее. Во-первых, не существует абсолютно достоверного портрета Басе, хотя их много. Есть даже некий академический портрет, который считается каноническим. Потом был такой замечательный поэт Бусон, который жил позже Басе, у него есть целый цикл путевых записок и «Путешествие Басе», к тому же он много рисовал Басе. Рисовал он великолепно. И его рисунки во многом помогали в нахождении образа героя и всего, что с ним связано.
А еще опять помог телевизор: однажды мы увидели интервью со знаменитым грузинским писателем Чабуа Амиреджиби — необыкновенной красоты аристократическое лицо. Этот человек и был началом нашего персонажа.
Кроме того, я пересмотрел фотографии Шостаковича. У него тоже необыкновенно выразительное лицо, все дрожит и вибрирует, все находится в напряжении, постоянном, непрерывном, в каком-то внутреннем лицевом обмене. По его лицу бродит музыка. И еще я вспоминал улыбку Михаила Ромма. Как и в образе поэта в «Сказке сказок», нам важна была драматургия лица, и это самое сложное: по внешности описать драматургию поведения. А по-настоящему этот персонаж начал развиваться после того, как нашлась еще одна маленькая деталь: я чуть больше, чем положено, искривил его рот, как будто у него парез, и сразу все стало на место. Хотя, казалось бы, ничего не изменилось. В этом загадка искусства».
Отсюда: www.kult-pohod.ru/themes/persona/zimniedniponor...
(а на выставке это всё было распечатано, и листочки с этими сведениями висели на стенах в залах, где были представлены рабочие зарисовки и коллажи к мультфильму)После "Дней зимы" последовла целая череда мультфильмов руки Норшейна. Включая "Ёжик а в тумане", на которого весь мини-зальчик хором умилился)) Был ещё, на мой взгляд, приукуреный, но смешной мульт "Заяц и лиса" (медведь-хиппи рулит!), а также "Сказка сказок". Вот она ТАК пригрузила... И напрочь сбила "восточный" настрой. Посему мы с Хельгой в один голос решили, что не потянем дальнейший обход музея.
И пошли восвояси, оставив второй и первый этажи до следующего раза)
Навернули потом несколько нехилых кругов по окрестностям метро "Пушкинская" в поисках тетатра на Малой Бронной, где я вознамерилась купить билеты на концерт классического индийского танца "Рага Ранга" (бхаратанатьям, кучипуди, одисси, катхак).
А далее, немножко заблудившись, вышли через длинный крюк к Маяковке, где находится Хельгин любимчик - театр Моссовета, куда она и зашла, вдохновившись моим примером, за билетами на "Сирано де Бержерака". Я смотрела его, кстати. И в тот раз на Домогарова в роли Сирано попала... Боже!.. Это было потрясающе!)) Как я уже однажды выразилась, описывая свои впечатления от этого спектакля: "Я пол спектакля истекала слюнями по Домогарову, а пол спектакля истекала слезами по его герою". И это правда))
День прошёл просто великолепно! Кажется, тормоза 2007-го года имени вредной свинки уходят в прошлое всё больше, я вылезаю из спячки! Ура!^_________^